Судья КС указал на правовую коллизию с банкротами-коррупционерам

17.11.2021

Firestock

​Конституционный суд РФ признал не соответствующими Основному закону страны нормы АПК РФ и закона о банкротстве, которые не позволяли привлеченным к субсидиарной ответственности должникам оспаривать требования кредиторов в рамках обособленного производства.

Поводом к рассмотрению дела стала жалоба Николая Акимова, который некоторое время являлся директором фирмы, признанной впоследствии банкротом. Долг общества перед кредиторами составлял более 20 млн рублей, из них 13 млн — требования ФНС. В 2019 году Акимова привлекли солидарно к субсидиарной ответственности.

Суды указали, что под его руководством фирма совершила ряд сделок с целью получения необоснованной налоговой выгоды, а также участвовала в «обнальных» схемах, что повлекло причинение должнику имущественного вреда. Акимов не согласился с размером требований ФНС.

Он попытался восстановить срок подачи апелляционной жалобы, чтобы оспорить определение арбитражного суда от 2016 года о включении налоговых претензий в реестр требований кредиторов. Однако заявителю было отказано со ссылкой на ст. 42 АПК РФ и ст. 34 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)».

Как было отмечено, доводы Акимова подлежат оценке по существу судом в рамках спора о привлечении к субсидиарной ответственности.

В жалобе в КС Акимов указал, что он как лицо, привлеченное к субсидиарной ответственности, должен иметь право оспаривать судебный акт о признании обоснованными требований кредитора должника, принятый без его участия.

КС признал оспариваемые законоположения в их взаимосвязи не соответствующими основному закону страны. Позиция суда (в изложении пресс-службы) свелась к следующему.

Положения закона о банкротстве позволяют судам считать, что лицо, привлеченное к субсидиарной ответственности, наделено правами и обязанностями участвующего в деле о банкротстве лица только в пределах обособленного спора и не вправе обжаловать судебные акты о проверке обоснованности требований кредиторов.

Вместе с тем при недостатке у должника средств для покрытия долгов негативные последствия нередко несут контролировавшие должника лица. Включение всех возможных претензий в реестр требований кредиторов также затрагивает их права.

Отсутствие у них права обжаловать судебный акт ухудшает их процессуальные возможности по сравнению с лицами, участвующими в деле о банкротстве, повышает риски принятия произвольного решения в части определения размера требований кредиторов, поскольку их доводы остаются без внимания.

• КС указал, что снижение уровня гарантий судебной защиты прав лиц, привлеченных к субсидиарной ответственности, нельзя признать справедливым и соразмерным в контексте предписаний Конституции РФ.
• КС постановил пересмотреть в установленном порядке правоприменительные решения по вопросу признания обоснованными требований кредиторов за период, когда Акимов являлся директором фирмы-должника, принятые без его участия.
• Кроме того, КС отметил, что законодатель не лишен возможности специально урегулировать порядок обжалования лицом, привлеченным к субсидиарной ответственности по обязательствам должника, решения суда о признании обоснованными требований кредиторов и включении их в соответствующий реестр.

Судья КС указал на правовую коллизию с банкротами-коррупционерами — новости Право.ру

В 2015 году бывший сити-менеджер города Назарово Игорь Сухоруков за получение взятки был приговорен к выплате штрафа в 8,4 млн рублей. Общие долги чиновника, в том числе по кредитам, достигли 8,75 млн рублей.

Сухоруков обратился в арбитраж и был признан банкротом, штраф попал в третью очередь реестра требований кредиторов. Закон «О несостоятельности» гласит, что на период банкротства исполнительные производства в отношении должника приостанавливаются, а штрафы могут быть списаны после расчета с кредиторами.

Однако приставы отказались приостанавливать взыскание. Соответственно, арест с имущества и счетов Сухорукова так и не был снят.

Экс-градоначальник пожаловался  КС на нормы закона «Об исполнительном производстве», УПК РФ и УИК РФ, не позволяющие обратить все имущество банкрота на удовлетворение требований кредиторов.

КС отказался рассматривать дело: как сказано в определении от 13 марта, обращаться с такими претензиями должны кредиторы, а банкротство от уголовного штрафа не освобождает, что гарантирует неотвратимость наказания (дело № 578-О/2018).

По мнению Кокотова, КС должен был разрешить эту проблему, которую он называет «серьезной коллизией» уголовно-процессуального, уголовно-исполнительного законодательства, с одной стороны, и законодательства о несостоятельности – с другой.

Судья отмечает: уполномоченные органы отдали приоритет УПК и УИК РФ, что очевидным образом задело конституционные права заявителя и поэтому требовало «предметной проверки» со стороны КС.

Вряд ли правомерно банкротить физлицо на основании неуплаты штрафа, поскольку такое банкротство может быть искусственным способом ухода от уголовно-штрафной ответственности, рассуждает Кокотов.

Вместе с тем выведение штрафов из отношений банкротства, отказ от снятия арестов с имущества должника и включения его в конкурсную массу «обессмысливают процедуру банкротства», если несостоятельность гражданина «существенным образом определяется необходимостью выплаты ими названных штрафов».

Существующее регулирование в этой области Кокотов называет «пробельным и недифференцированным». По его мнению, КС надлежало или дать правовую оценку названной коллизии, или поручить эту задачу законодателю.

Эксперты, с которыми беседует «Коммерсантъ», считают, что в подобных ситуациях неадекватно большие уголовные штрафы бьют не по должнику, а по кредиторам. Фактически страдают непричастные к преступлению лица, поскольку государство удовлетворяет свои  претензии в приоритетном порядке.

Конституционный Суд обозначил приоритет УИК и УПК над законодательством о банкротстве

Конституционный Суд вынес определение об отказе в принятии к рассмотрению жалобы о неконституционности норм УИК РФ, Закона об исполнительном производстве и УПК РФ, касающихся вопросов назначения и исполнения уголовного наказания в виде штрафа.

Как следует из определения, заявитель жалобы, гражданин С., 24 июля 2015 г. приговором суда был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 6 ст.

290 УК РФ (получение взятки в особо крупном размере), и ему назначено наказание в виде штрафа в размере двукратной суммы взятки – 3,6 млн руб.

с лишением права занимать должности, связанные с осуществлением функций представителя власти, а также с выполнением организационно-распорядительных и административно-хозяйственных функций в государственных органах, органах местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждениях и государственных корпорациях, сроком на 3 года. В силу ч. 5 ст. 72 УК РФ с учетом времени содержания заявителя под стражей размер штрафа был снижен до 3 млн руб. Этим же приговором был сохранен до полной уплаты штрафа арест, ранее наложенный на имущество заявителя. 

По апелляционному представлению государственного обвинителя приговор был изменен: заявителю назначен штраф в размере 9 млн руб., который был снижен до 8,4 млн руб.

В передаче кассационной жалобы на это определение было отказано, однако постановлением судьи Верховного Суда 30 декабря 2015 г. его жалоба была передана на рассмотрение кассации, которая 1 марта 2016 г.

отменила апелляционное определение и направила уголовное дело в суд той же инстанции на новое рассмотрение.

Одновременно с этим С. обратился в арбитражный суд с заявлением о признании себя банкротом, в обоснование которого указал, что у него имеется задолженность в размере более 8,75 млн руб., в том числе по кредитным обязательствам, а также назначенный приговором суда штраф – 8,35 млн руб. (с учетом уплаты 50 тыс. руб.). 28 декабря 2015 г.

он был признан банкротом, в отношении заявителя открыта процедура реализации имущества гражданина, утвержден финансовый управляющий. Арбитражный суд указал, что это решение влечет обязанность судебного пристава-исполнителя окончить исполнительное производство по взысканию штрафа, назначенного С.

приговором суда в качестве основного наказания.

Между тем при новом рассмотрении уголовного дела в апелляционном порядке приговор в части штрафа, определенного судом первой инстанции в размере 3 млн руб., был оставлен без изменения. 23 июня 2016 г.

со ссылкой на данный приговор, вступивший в законную силу, арбитражный суд по заявлению ФНС включил в третью очередь требований кредиторов должника требование в размере 2,95 млн руб. штрафа. Финансовому управляющему, который 15 июля 2016 г.

обратился к судебному приставу-исполнителю с заявлением об окончании исполнительного производства, было разъяснено, что оснований для этого не имеется.

Финансовый управляющий обратился в суд с заявлением в порядке гл. 47 «Производство по рассмотрению и разрешению вопросов, связанных с исполнением приговора» УПК РФ о разъяснении сомнений и неясностей, возникающих при исполнении приговора в отношении заявителя, в котором просил о снятии ареста с имущества должника.

Заявление было удовлетворено со ссылкой на положения Закона о несостоятельности, однако 13 декабря 2016 г. апелляция отменила решение суда, прекратив производство по заявлению с указанием на то, что финансовый управляющий не имеет права обращаться в суд в порядке гл.

47 УПК РФ. Суд также упомянул, что признание заявителя банкротом и введение в отношении него процедуры реализации имущества не свидетельствуют о том, что конкурсным управляющим будет исполняться наказание, назначенное С. приговором суда за совершенное преступление.

Кассационные жалобы финансового управляющего были возвращены без рассмотрения по существу на том основании, что он не имеет права на подачу такой жалобы в силу ст. 401.2 УПК РФ.

В связи с этим в своей жалобе в КС РФ заявитель С. просит признать не соответствующими Конституции ч. 1 ст. 16, ст. 31 и 32 УИК РФ, ч. 1 и 15 ст. 103 Закона об исполнительном производстве» и ч. 9 ст. 115 УПК РФ как не допускающие прекращения исполнительного производства по взысканию штрафа, назначенного приговором суда в качестве основного наказания, в отношении гражданина, признанного банкротом по решению суда, а также снятия с имущества гражданина-банкрота арестов, ранее наложенных в рамках уголовного дела, в целях удовлетворения требований кредиторов. Также он просил признать неконституционность ст. 401.2 УПК как не допускающей обращения финансового управляющего с заявлением о снятии наложенных в рамках уголовного дела арестов с имущества гражданина, которому вступившим в силу приговором суда назначен штраф в качестве основного наказания и который впоследствии признан банкротом по решению арбитражного суда.

Отказывая в принятии жалобы к рассмотрению, Конституционный Суд указал, что уголовно-исполнительное законодательство, обладающее в системе действующего правового регулирования приоритетом в определении порядка и условий исполнения и отбывания наказаний, предусмотренных УК РФ, не закрепляет такого основания окончания или прекращения исполнительного производства по взысканию штрафа, назначенного гражданину вступившим в законную силу приговором суда в качестве основного наказания, как признание этого гражданина банкротом в соответствии с законодательством о несостоятельности (банкротстве) физических лиц. 

Как пояснил Суд, такое правовое регулирование направлено на предотвращение неисполнения вступивших в законную силу приговоров и освобождения от отбывания уголовного наказания граждан по основанию, не предусмотренному уголовным законодательством, тем самым гарантируя неотвратимость уголовного наказания, защиту прав и свобод граждан, действенность конституционных основ судебной власти, ее высокий авторитет. Следовательно, оспариваемые заявителем положения УИК и Закона об исполнительном производстве не могут рассматриваться как нарушающие конституционные права заявителя. 

Также КС указал, что арест имущества гражданина, который вступившим в законную силу приговором суда осужден к уплате штрафа в качестве основного наказания, препятствует включению такого имущества в состав конкурсной массы и также не может рассматриваться как затрагивающий конституционные права заявителя. Касательно иных обжалуемых норм Суд указал, что заявителем не было представлено доказательств, подтверждающих их применение при разрешении его дела. 

Судья КС Александр Кокотов выступил с особым мнением, в котором выразил частичное несогласие с выводами Суда. 

Он пояснил, что Закон о несостоятельности прямо предусматривает, что установленные уголовным законодательством штрафы включаются в число обязательных платежей, неспособность уплаты которых учитывается для целей признания гражданина-должника банкротом.

«Уже с даты вынесения арбитражным судом определения о признании обоснованным заявления о признании гражданина банкротом и введении реструктуризации его долгов снимаются ранее наложенные аресты на имущество гражданина и иные ограничения распоряжения его имуществом; аресты на имущество гражданина и иные ограничения распоряжения его имуществом могут быть наложены только в процессе по делу о банкротстве гражданина; приостанавливается исполнение исполнительных документов по имущественным взысканиям с гражданина, за исключением предусмотренных законом случаев, к числу которых взыскание уголовных штрафов не отнесено», – указал судья.

С учетом этого, по мнению Александра Кокотова, заявитель просил проверить конституционность не только применения в его деле оспоренных норм УИК, Закона об исполнительном производстве и УПК, но и неприменения тех норм законодательства о банкротстве, которые предусматривают в случае признания гражданина банкротом приостановление исполнения исполнительных документов по имущественным взысканиям с такого гражданина и снятие арестов с его имущества на период конкурсного производства.

Судья КС считает, что, таким образом, жалоба С. выводит на серьезную коллизию уголовно-процессуального, уголовно-исполнительного законодательства, с одной стороны, и законодательства о несостоятельности, с другой стороны, в части взыскания уголовного штрафа с гражданина и сохранения ареста его имущества после признания его банкротом. «Данная коллизия в указанном аспекте ярко проявилась в противоположных решениях судов общей юрисдикции и арбитражных судов в делах с участием заявителя, – пояснил Александр Кокотов. – Названную межотраслевую коллизию обостряет то, что задающие ее разделы законодательства устанавливают собственный приоритет в регулировании теснейшим образом переплетенных между собой уголовно-исполнительных, уголовно-процессуальных отношений и отношений по имущественному оздоровлению».

В то же время, по словам Александра Кокотова, Конституционный Суд все же отчасти разрешил обозначенную коллизию в своем определении, придя к выводу, что именно уголовно-процессуальное и уголовно-исполнительное законодательство обладает приоритетом в определении порядка и условий исполнения и отбывания наказаний, предусмотренных УК РФ. 

Судья КС РФ согласился, что данная позиция имеет под собой определенные основания, однако ее выведение, по его словам, предполагало развернутый анализ норм всех названных разделов законодательства в их соотнесении между собой, в том числе в части закрепляемых ими регулятивных приоритетов, что предполагает принятие жалобы к рассмотрению.

Он указал также, что действующее законодательство о банкротстве физических лиц связывает с фактом признания гражданина банкротом не окончание или прекращение исполнительного производства по взысканию уголовного штрафа, а приостановление такого производства. В деле заявителя судебные приставы-исполнители после признания его банкротом исполнительное производство по взысканию с него уголовного штрафа не приостановили, законность их решения подтвердили суды.

«Таким образом, в данном случае уполномоченные органы отказались от применения законодательства о несостоятельности (банкротстве), отдав приоритет уголовно-исполнительному законодательству, не предусматривающему необходимости в связи с признанием гражданина банкротом не только окончания или прекращения исполнительного производства по взысканию с него уголовного штрафа, но и приостановления названного производства на период имущественного оздоровления. Очевидно, что такое толкование задевает конституционные права заявителя и требовало предметной проверки со стороны Конституционного Суда Российской Федерации, на что он не пошел», – заключил Александр Кокотов.

Также он не согласился с выводом Конституционного Суда о том, что предусмотренное уголовно-процессуальным законодательством сохранение ареста имущества осужденного к уплате штрафа гражданина после признания его банкротом могло бы рассматриваться как затрагивающее право собственности кредиторов признанного банкротом гражданина, но не его самого.

«Представляется, что в данном случае затрагиваются конституционные права не только кредиторов, но и должника, лишенного при сохранении ареста его имущества после признания его банкротом возможности включения такого имущества в конкурсную массу в соответствии с законодательством о несостоятельности (банкротстве). Право гражданина на достоинство предполагает и его право на надлежащие, четко нормативно закрепленные условия исполнения им своих обязанностей. Очевидно, что разбираемая коллизия уголовно-процессуального законодательства и законодательства о несостоятельности (банкротстве) создает существенные препятствия для использования должниками названного права в процедуре банкротства», – указал судья, отметив, что в части оспаривания им конституционности ч. 9 ст. 115 УПК жалоба также отвечала критерию допустимости.

Как указал Александр Кокотов, действующее уголовно-процессуальное, уголовно-исполнительное законодательство в его соотношении с законодательством о несостоятельности физических лиц не имеет средств непротиворечивого согласования замкнутых на это нормативное пространство мотивов, стереотипов массового правового поведения. Это требует развернутой конституционно-правовой оценки со стороны КС РФ.

По мнению Александра Кокотова, в основу конституционно-правового истолкования просится подход, согласно которому признание гражданина банкротом влечет приостановление исполнительного производства по взысканию с него уголовного штрафа на период до завершения дела о банкротстве. При этом должны сниматься аресты, ранее наложенные на имущество гражданина, и такое имущество подлежит включению в конкурсную массу, если законом для отдельных имущественных объектов не определен другой режим. 

Старший юрист, руководитель корпоративной и налоговой практики АБ «Леонтьев и партнеры» Мария Волкова отметила, что, несмотря на отказ в принятии жалобы к рассмотрению, Конституционный Суд указал на разграничение норм гражданского и уголовно-исполнительного права, отметив при этом их различные функции.

«Если законодательство о несостоятельности призвано прежде всего защищать интересы кредиторов, то уголовно-исполнительная система нацелена на исполнение принципа неотвратимости наказания.

Но порядок взаимодействия и его последствия в зоне соприкосновения двух институтов права судьи обошли вниманием.

На мой взгляд, судья Кокотов в полной мере отразил все аспекты правовой коллизии по данному вопросу, которые были упущены остальными судьями», – прокомментировала она.

По словам Марии Волковой, иногда процедура банкротства действительно имеет признаки фиктивности и проводится прежде всего в целях минимизации обязательств по выплатам в адрес кредиторов, в том числе по обязательным платежам, но доказать фиктивность банкротства при наличии даже незначительной кредиторской задолженности достаточно тяжело. При этом законодательство о банкротстве прямо не указывает, что имущественные обязательства, возникшие в результате привлечения к уголовной ответственности, сохраняют силу и после завершения процедуры банкротства.

«В рамках гражданско-правовых обязательств проблема ухода от исполнения обязательств была частично решена с конца 2017 г. путем указания в законе о сохранении после завершения процедуры банкротства обязательств по субсидиарной ответственности. Таким образом, с одной стороны, Конституционный Суд обозначил приоритет исполнения наказаний вне зависимости от признания гражданина банкротом, с другой стороны, позиция суда является не более чем толкованием, не имеющим в основе конкретной нормы права», – считает Мария Волкова.

Комментируя определение КС и особое мнение Александра Кокотова, старший партнер АБ «ЗКС» Андрей Гривцов отметил, что рассматриваемая проблема имеет определенное значение для практики с учетом увеличения практики назначения по приговорам судов крупных штрафов в качестве основного или дополнительного видов наказания.

При этом он добавил, что рассматриваемое дело – первое из известных ему, в котором возникла коллизия правовых норм.

«По большому счету, Конституционный Суд уклонился от детальной оценки названной правовой ситуации, хотя, на мой взгляд, таковая требовалась, на что справедливо указал судья КС Александр Кокотов», – сказал Андрей Гривцов.

Касательно обозначенного в определении приоритета норм уголовно-исполнительного и уголовного законодательства перед нормами законодательства о банкротстве он отметил, что, по его мнению, КС РФ, во-первых, не привел подробного и мотивированного анализа для подобных выводов, а во-вторых, сделанные им выводы по меньшей мере поспешны.

«Для меня удивительно, что Суд отдает приоритет вопросам исполнения наказания, то есть, по сути, государственным интересам перед частными интересами конкретных лиц, являющихся кредиторами и обладающими правом на получение от должника причитающихся им денежных средств. Полагаю, это отражает проводимую нашим государством политику приоритетов государственных интересов над частными, с которой я, очевидно, никак не могу согласиться. Подобная политика открыто декларировалась в советской правовой системе, и мы из истории знаем, что ни к чему хорошему она в итоге не привела», – заключил Андрей Гривцов.

Уголовные штрафы поспорили с личным банкротством

Судья Конституционного суда (КС) Александр Кокотов заявил о несогласии с отказом КС отреагировать на резонансную проблему банкротства коррупционеров, осужденных к уголовным штрафам в размере до стократной суммы взятки. Противоречия между интересами государства и других кредиторов при реализации имущества должника продемонстрировало дело бывшего сити-менеджера из Красноярского края Игоря Сухорукова.

Разногласия в КС вызвала жалоба экс-главы города Назарово Красноярского края Игоря Сухорукова на противоречия в базовых законах РФ. Чиновник в 2015 году был приговорен за получение взятки в размере 3,6 млн руб. к штрафу 8,4 млн руб.

, его имущество и счет были арестованы. При этом он имел долги на 8,75 млн руб., в том числе по кредитам, и был признан банкротом, погасив только 50 тыс. руб. из суммы штрафа.

Она включена в третью очередь требований кредиторов, рассмотрение отчета о конкурсном производстве назначено на 16 апреля.

По закону «О несостоятельности (банкротстве)» на период банкротства арест с имущества должника снимается, а взыскание с него штрафов приостанавливается, при этом он может быть освобожден от их уплаты после расчета с кредиторами.

Но приставы исполнительное производство по уголовному штрафу на период конкурсного производства не прекратили. А суды общей юрисдикции в деле заявителя руководствовались требованиями закона «Об исполнительном производстве», Уголовно-процессуального и Уголовно-исполнительного кодексов (УПК и УИК).

Эти нормы вопреки закону о банкротстве не позволяют обратить все имущество банкрота на удовлетворение требований кредиторов, жаловался заявитель.

КС решил, что жаловаться в таком случае должны кредиторы, отметив в отказном определении, что банкротство не освобождает осужденного от уплаты уголовного штрафа, гарантируя неотвратимость наказания.

Такие выводы нельзя было делать без рассмотрения дела в состязательной процедуре, считает судья-докладчик Александр Кокотов.

В особом мнении он заявил о несогласии с отказом КС рассмотреть «серьезную коллизию» в «регулировании теснейшим образом переплетенных между собой» правовых отношений «в части взыскания уголовного штрафа с гражданина и сохранения ареста его имущества после признания его банкротом».

Коллизия «ярко проявилась в противоположных решениях судов общей юрисдикции и арбитражных судов в делах заявителя», различие приоритетов в законодательстве порождает «нормативную неопределенность и произвольное правоприменение», подчеркнул судья.

По мнению господина Кокотова, пробелы в законодательстве стимулируют практику искусственного банкротства для «очищения» от уголовно-штрафной ответственности. Решение о признании гражданина банкротом вряд ли может основываться исключительно на неуплате им в срок штрафа.

Но выведение штрафов (в том числе административных) из отношений банкротства, отказ от снятия арестов с имущества должника и включения его в конкурсную массу «обессмысливают процедуру банкротства», тем более после резкого повышения размеров уголовных штрафов, считает судья.

По его мнению, КС следовало либо урегулировать коллизию, либо поставить эту задачу перед законодателем.

«Сложнейший политический вопрос — насколько уголовный штраф соотносится с процедурой банкротства, как и в каком порядке он взыскивается в случае признания должника банкротом, освобождает ли его от уголовной ответственности — давно достоин конституционного правосудия.

КС от ответа уклонился, хотя коллизия между оспоренными в этом деле законами очевидна»,— сказал “Ъ” управляющий партнер адвокатского бюро «Бартолиус» Юлий Тай. Количество дел о банкротстве физлиц растет (ожидается, что к концу года их будет более 60 тыс.

), как и размеры штрафов (вплоть до стократного к сумме коррупционной сделки), которые уже достигают 700 млн руб.

Такие штрафы способны серийно превращать осужденных в банкротов, причем это клеймо «не смывается», становясь для них пожизненным наказанием с последствиями в виде запрета на выезд за границу, отражения в кредитной истории, отмечает господин Тай. Проблему такой сверхуголовной санкции нельзя урегулировать без вмешательства КС, как и коллизию между интересами бюджета и неограниченного круга кредиторов, считает он.

«Вопрос в том, кто в приоритетном порядке получит удовлетворение — государство (уголовный штраф) либо иные кредиторы должника (в основном частные),— требует сбалансированного подхода, который в любом случае поставит проблему адекватности кратных уголовных штрафов.

Их огромные размеры бьют уже не столько по должнику, сколько по его кредиторам, то есть от уголовного наказания начинают страдать невиновные лица»,— подтвердила глава аналитической службы юрфирмы «Инфралекс» Ольга Плешанова.

«Проблема возможности освобождения от уголовного штрафа через личное банкротство очень масштабная и сложная, в законодательстве по таким вопросам даже не пробел, а черная дыра»,— добавила она.

«Даже обанкротившись и понеся все неблагоприятные последствия, осужденный не освобождается от обязанности заплатить государству штраф за совершение преступления по приговору суда. То есть государство обладает преимуществом по отношению ко всем иным кредиторам. Тут, конечно, прямой конфликт между банкротным законодательством и уголовным»,— считает адвокат Сергей Голубок.

Анна Пушкарская, Санкт-Петербург

Кс рф разрешил конфискацию имущества у «друзей и знакомых» коррупционеров. а что, раньше нельзя было?!

КС РФ признал законным конфискацию имущества у родственников и знакомых коррупционеров. А точнее – у тех, кто не смог обосновать наличие средств на покупку дорогостоящего имущества. И по совместительству, оказался «родственником или знакомым» коррупционера.

Определения были вынесены по жалобе, связанной со знаменитым делом экс-полковника МВД Дмитрия Захарченко.  Многие элетронные СМИ опубликовали указанную «новость», именно как новость. Однако, ничего нового в такой практике судов на сегодня нет и определения КС в общем (на мой взгляд) никаких принципиально новых «правил игры» не устанавливают.

И вообще не особо интересны (одно из них можно посмотреть вот здесь, ссылка предоставлена Алексеем Ивановым, за что ему большое спасибо), кроме разъяснения КС о том, что лицо, у которого отбирают имущество, не лишено права представлять доказательства законного его происхождения.

Причем, без прямого указания, какое именно лицо  — близкий родственник или «просто знакомый». Однако, из описания сути жалобы можно сделать вывод, что речь идет про любое лицо.

Но, сам вопрос действительно весьма интересен. Отбирать имущество можно было и раньше, и без всяких разрешений КС РФ. Именно по такому пути пошла правоприменительная практика. Причем, на мой взгляд, норма закона, которую применяют суды при конфискации имущества, такого права (при буквальном ее толковании) судам не предоставляет.

Речь идет о федеральном законе «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц, их доходам» №230-ФЗ от 03.12.2012. Согласно ст.

1, указанный закон устанавливает основания для контроля за соответствием расходов должностного лица, его супруга и несовершеннолетних детей их доходам. То есть, принимаются во внимание только супруг и дети.

Даже о родителях речи нет. Не говоря уже о друзьях и знакомых.

Статья 17 указанного закона предоставляет право прокуратуре обращаться в суд с иском об обращении в доход государства имущества, в отношении которого должностным лицом, не представлено сведений о его приобретении на законные доходы.

И здесь сразу возникает вопрос – на чье имя это имущество должно быть приобретено? По логике закона – на имя самого должностного лица, его супруга, и несовершеннолетних детей. Ведь о других (аффилированных) лицах в законе вообще не упоминается. Такую точку зрения подтверждает и КС РФ, ведь Постановлением КС РФ от 29.11.2016 №26-П (п.

1) установлено, что обратить в доход государства можно только имущество, принадлежащее должностному лицу, его супругу, несовершеннолетним детям. И все!

А вот что говорит судебная практика (для примеров возьму два широко известных дела):

Кс разрешил взыскивать долги компаний с физлиц. что остановит налоговиков

За восемь месяцев 2017 года суммы недоимок по делам о банкротстве в порядке субсидиарной ответственности выросли в 12 раз. Выросло количество уголовных дел по налоговым составам.

С граждан взыскивают налоговые недоимки компаний в порядке гражданских исков — под видом убытков, причиненных преступлением.

Апофеоз — абсурдное дело пенсионерки Галины Ахмадеевой, с которой налоговики взыскали 2,8 млн рублей за нарушение, допущенное в 2013 году компанией, где она подрабатывала внештатным бухгалтером.

Несложно предположить, что число случаев взыскания недоимок юрлиц с граждан будет расти. Тому свидетельство — изменения законодательства, регламентирующего ответственность контролирующих лиц. В законе «О несостоятельности (банкротстве)», появилась отдельная глава III.

2, которая содержит ряд новых оснований и механизмов привлечения к ответственности.

Существенно продлен период подозрительности, в течение которого лицо может быть привлечено к субсидиарной ответственности (не три года до возбуждения дела о банкротстве, а трехлетний период, предшествовавший возникновению у компании признаков неплатежеспособности). Расширен перечень лиц, с которых может быть взыскана недоимка.

Теперь законодатель прямо называет в числе тех, кто может быть отнесен к контролирующим лицам, финансовых директоров, главных бухгалтеров, юристов, корпоративных секретарей. Все это говорит о том, что последние разграничения ответственности руководителей и подконтрольных им юридических лиц сегодня фактически стерты.

Суммы взысканий от просто крупных выросли до астрономических, исчисляемых десятками миллиардов рублей.

«Пепеляев Групп» сейчас ведет несколько дел, в которых суммы требований к бывшим руководителям компаний колеблются от 450 млн до 270 млрд рублей.

Понятно, что при таких суммах притязаний нормы о снижении размера ответственности просто не имеют смысла. Не только для наемного руководителя, но и для бенефициара плюс-минус миллиард уже не играет никакой роли.

Разъяснения ФНС в письме № СА-4-18/16148@ «О применении налоговыми органами положений главы III.2 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ» прямо нацеливают налоговые органы на привлечение к ответственности по обязательствам юридического лица как можно более широкого круга лиц, в первую очередь бенефициаров компаний. Это приведет к еще большему повышению активности фискальных органов.

Сегодняшняя практика взыскания налоговых долгов компаний с физлиц такова. Сначала возбуждается уголовное дело по налоговому составу в отношении директора, учредителя или даже, как в случае с Галиной Ахмадеевой, внештатного бухгалтера.

Опасаясь реального уголовного наказания, граждане часто признают свою вину на стадии следствия, не принимая в расчет, что в дальнейшем это даст возможность налоговикам подать гражданский иск о взыскании налоговой недоимки — «ущерба», причиненного преступлением. И удовлетворение такого иска не исключает амнистия.

В деле Галины Ахмадеевой отсутствует даже приговор суда, в котором говорилось бы о ее виновности. И все же суд, рассматривая гражданское дело, указал, что Галина Ахмадеева «руководствовалась преступным умыслом, направленным на уклонение от уплаты налогов, реализовав который причинила ущерб бюджету Российской Федерации».

Преступный умысел Ахмадеевой, которая получала зарплату 20 тыс. рублей и даже не имела права подписи, заключался в том, что она неправильно выбрала режим налогообложения, ошибочно применив ЕНВД.

Аналогично суды действовали и в деле Станислава Лысяка — директора МУП «Теплоэнерго» из Приморья, который в 2012 году задержал налоговый платеж, направив деньги на подготовку к отопительному сезону.

В отношении Лысяка также было возбуждено и прекращено по амнистии уголовное дело, а затем налоговики подали гражданский иск о взыскании с руководителя МУП 8,2 млн рублей.

После этого Александр Лысяк отказался от прекращения уголовного дела, чтобы расследование было доведено до конца.

Самое пугающее в этой ситуации даже не в том, что суды перестали принимать во внимание такие аргументы, как невозможность возложить налоговую обязанность юридического лица на физическое лицо и отсутствие у гражданина, которого привлекают к ответственности, личной выгоды.

Самое страшное, что объем ответственности гражданина по долгам компании фактически ничем не ограничен. Ну разве что размером требований кредиторов, в том числе недоимки, санкций и штрафов.

У физического лица имеются лишь призрачные основания для снижения размера ответственности.

Например, это возможно, если гражданин докажет: исполняя свои обязанности, он не оказывал определяющего влияния на деятельность компании (например, директор-номинал) и сможет предоставить сведения, с помощью которых будет установлено фактически контролировавшее компанию лицо и найдено скрываемое имущество — компании или контролирующего лица.

Раньше у заинтересованных лиц была надежда на запрет привлечения к субсидиарной ответственности по налоговым обязательствам компании вне дела о банкротстве. Но теперь закон о банкротстве прямо предусматривает такой процессуальный механизм привлечения к субсидиарной ответственности.

7 ноября КС рассмотрел еще три жалобы от граждан на нарушение конституционных прав в связи со взысканием с них налоговых недоимок юрлиц. В числе заявителей этих жалоб, объединенных в одно дело, Галина Ахмадеева, Станислав Лысяк, а также директор ликеро-водочного завода из Новгородской области Александр Сергеев, получивший два года колонии и взыскание 142 млн рублей налоговых долгов фирмы.

Все заявители просили КС оценить законность ст. 15, 1064, 1068 ГК, подп. 14 п. 1 ст. 31 НК, ст. 199. 2 УК и ч. 1 ст. 54 УПК — то есть норм, на основании которых сейчас взыскиваются недоимки. Положения законов, позволяющие взыскивать с физических лиц вред, причиненный государству неуплатой налогов не ими, а организациями, нарушают конституционные права граждан, говорилось в жалобах.

Кроме того, в жалобах заявителей отмечалось все то же двойное налогообложение. Например, ООО «Темп», где работала Галина Ахмадеева, выплатило в бюджет около 4,5 млн рублей, причем нарушение, в результате которого возник долг по налогам, было признано неумышленным. Все это не помешало налоговикам взыскивать ущерб также и с бывшего бухгалтера.

8 декабря КС огласил свое постановление по жалобам Галины Ахмадеевой, Станислава Лысяка и Александра Сергеева. Решение оказалось политическим.

Нормы законодательства, которые заявители просили проверить на соответствие Конституции, КС признал конституционными.

Субъекты налоговых нарушений — физлица, «чьими руками» организация участвует в противоправном деянии, не освобождаются от обязанности возместить причиненный ими имущественный ущерб, решил КС.

Конституционный суд также пояснил, что ни амнистия, ни обвинительный приговор по уголовному делу за налоговые преступления не могут расцениваться судом как факт, безусловно подтверждающий виновность граждан в причинении имущественного вреда.

Но КС внес важную оговорку: взыскание причиненного недоимками вреда с физлиц, обвиняемых в налоговом преступлении, исключено до тех пор, пока организация не прекратит свое существование либо пока суд не установит, что компания является фактически недействующей и взыскание с нее долгов невозможно. Разумеется, кроме случаев, когда суд установил, что юрлицо служит лишь прикрытием для действий контролирующего его гражданина.

Еще один вывод КС: при определении ответственности физлица суд вправе учитывать его имущественное положение, факт обогащения в результате совершения налогового преступления, степень вины, назначенное уголовное наказание и иные существенные обстоятельства. Адвокат Галины Ахмадеевой Дмитрий Шубин считает, что благодаря этим заключениям КС у его клиентки появился второй шанс.

Конечно, вряд ли стоит надеяться, что ситуация со взысканием налоговых долгов компаний с физлиц в корне изменится. Но все же есть надежда, что благодаря решению Конституционного суда больше не будет дел, подобных делу Галины Ахмадеевой.

Кстати, с тезисами, изложенными в ее жалобе, согласен и бизнес-омбудсмен Борис Титов. Он отметил, что «правовые нормы, позволяющие привлекать лиц к деликтной ответственности в случаях, когда сохраняется фактическая и юридическая возможность взыскания сумм налогов с организации, не могут считаться конституционными».

• Представитель правительства РФ Михаил Барщевский еще до вынесения постановления КС предложил ему ответить на вопрос: если закон позволяет взыскивать в бюджет налоговые долги компании с ее должностных лиц, значит ли это, что переплату организации по налогам государство может вернуть лично главбуху или директору?
• И так непростая правовая ситуация сейчас осложняется еще и несговорчивостью, которую проявляют представители ФНС, отсутствием гибкости и разумных экономических подходов к урегулированию споров.
• Источник: «Корпоративный юрист»